dmitgu.narod.ru
"Фокус" в том, что ты не можешь предвидеть, вообще говоря, как будет развиваться общество. Ты не знаешь, какие открытия будут сделаны, что будет изобретено, как из-за этого изменится общество. Я уже показал в разделе I "Прогноз и событие" главы 2.3 "Свобода воли и законы природы", что в некоторых критических вопросах прогноз событий, сделанный системой о себе, не может обогнать сами эти события. Тем более это верно в отношении более сложной системы, которую пытается прогнозировать менее сложная система.
Человек может дать мощный импульс обществу, высокий пример, но нелепо требовать, чтобы он предвидел все, что произойдет существенного даже после его смерти. Например, сколько претензий к Сталину высказано "демшизой" в духе: "Он проиграл", "Он не предвидел" и т. д. Ребята хотят, чтобы Сталин за них даже через 10ки лет после своей смерти продолжал думать. То-то они сами не смогли даже гимн новый сочинить, а страну так развалили, что должны Богу молиться, что Сталина на них пока нет.
Однако высокий пример, который дал Сталин - работает. И каждый может сам сравнить, как стремительно поднималась страна после самой страшной войны в человеческой истории (и нашей Победы!) под руководством Сталина, с тем, как страна вымирает при "демшизе". А уж сделав выводы - можно будет переходить и к поступкам. И для этих поступков должны будут появиться новые талантливые люди, не уповающие на то, что за них все решит умерший Сталин, но способные самостоятельно охватить новую ситуацию и решать новые проблемы.
Не удивительно, что был культ такой личности. Если продолжить аналогию общества с организмом, то Сталин был важнейшей частью мозга этого организма. Естественно, что за Сталина люди умирали, как они умирали за Родину. Так рука закрывает голову от удара камнем, даже если сама получает ушиб или даже перелом.
Разумеется, когда гибнет руководитель такого масштаба, то теряется весьма важная часть знания. Но источники этого знания есть в обществе - ведь из общества вышел этот руководитель, да еще он развил общество в том направлении, где больше возможностей для реализации найденных им идей. Однако есть разница между внутренним знанием и возможностью его передачи. Опыт порой очень трудно обобщить не то что в слова, но даже в достаточно четкие мысли.
Есть интуиция, обобщение огромной информации внутри талантливого человека, и это позволяет ему эффективно действовать, однако "перевод" его интуиции в доступные другим людям знания требует времени. Работу по такому "переводу" продолжают нередко другие люди гораздо позже смерти гениального практика. И эти продолжатели еще должны появиться - на это тоже требуется время и время. Здесь мы еще раз можем вспомнить, что система не знает себя в главном - а это относится и к интуиции человека. Осознать причины эффективности интуиции данного человека, превратить эту интуицию в четкое знание - тяжелая работа, требующая взгляда "со стороны".
Зависимость исторической судьбы общества от отдельного человека или небольшой группы людей очень характерна в периоды острейших кризисов общества, в периоды революций. Когда рождается новое, то его крайне мало, и оно находится в головах не многих. И счастье, если такие люди есть - страны гибли из-за того, что в нужный момент не появлялся выдающийся вождь. У нас такой вождь в самый смертельно опасный исторический период нашелся - слава Богу.
Конечно, состояние острейшего кризиса общества - достаточно редкое состояние (хотя и самое важное). В иные периоды общество, обычно, строится не на принципах "вождизма".
В едином организме клетки в среднем сохраняются лучше, чем они сохранились бы в одноклеточном виде. Так же и люди в обществе в среднем гораздо лучше защищены, чем разрозненные робинзоны. Литературный Робинзон еще неплохо устроился - благодаря плодам цивилизации, которые приносило море и кораблекрушения.
Но означает ли это, что идея личного самосохранения является достаточной для объединения людей в общество? Нет, потому что ради сохранения общества его "клетки" должны брать на себя невыгодные и даже опасные для их жизни обязательства при определенных условиях. Однако отбор "клеток" в едином организме во многом осуществляет сам организм, который и должен, в общем, обеспечивать лучшую выживаемость тем "клеткам", которые ставят интересы общего организма выше своей жизни. Так и происходит в здоровом обществе - где наиболее компетентные, честные люди продвигаются на лучшие должности в интересах большинства. А всякого рода негодяи, себялюбцы, преступники изолируются, расстреливаются, в военное время - попадают в штрафные батальоны и т.д.
Отдельный человек, как правило, не может предвидеть, для чего он потребуется обществу в перспективе - он проще общества и не может все спрогнозировать. Поэтому человек обычно выступает за те законы, которые выгодны не конкретно ему (про себя он не может точно спрогнозировать), но таким же, как он. В результате порой ему приходится в рамках этих же законов (или неписаной морали) отдавать свою жизнь за общество, однако это многократно компенсируется лучшим сохранением таких же честных людей в здоровом обществе.
Общество в последние 2 века было крайне переменчивым "организмом", когда критерии отбора "клеток" резко менялись, и общества даже иногда распадались на "колонии одноклеточных". Вульгарные индивидуалисты тщательно маскируются, пытаясь выставить свою принципиальную животность за благо для общества, но - "по делам узнаете их". В конечном счете, видно, как ради своей шкуры, ради своей наживы они готовы переступать через интересы большинства - ведь именно в этом состоит их суть. И когда эта суть проявляется, а общество выздоравливает, то негодяев - как правило - настигает возмездие.
Сами по себе вульгарные индивидуалисты - мусор, которых можно побеждать, даже если их на порядки больше, чем ответственных за общество людей. Это не вопрос жадности или силы страсти, но вопрос общественных технологий. Ориентированные на общество люди находятся на таком технологическом уровне, до которого вульгарным индивидуалистам - как до неба. Вспомним, как микроскопическая - по сравнению с массой других партий - партия большевиков смогла всех победить. У нее были идеи, ее люди были готовы сражаться и сражались насмерть за свои идеи. Это вызывает уважение и является огромным источником силы. И с неправильными идеями не победишь, потому что "организм" общества не заработает.
Конечно, в период войн гибнет немало ориентированных на общество людей. Но ведь война это - как правило - столкновение двух (и более) обществ, двух (и более) "сверхорганизмов". И в этом столкновении каждый из "сверхорганизмов" старается нанести противнику смертельный урон. Люди у проигравшей стороны могут и остаться, но прежнее общество порой будет мертвым. Так было в столкновении СССР и фашисткой Германии. СССР потерял больше людей, но сохранил свой "сверхорганизм", Германия же была уничтожена, как общество с определенной идеологией, структурой и планами развития.
Так и в схватке людей - один может быть залит кровью, с многочисленными гематомами и ранами, но - жив, а его противник будет лежать мертвым лишь с маленькой дырочкой в голове. И если даже органы этого противника пересадить другим людям, в другие организмы, то это уже все равно не воскресит поверженного врага.
Разумеется, с точки зрения вульгарного индивидуалиста общество - ничто, а его личная шкура - все. Однако большинство людей интересуются качеством жизни, интересуются, ради чего протекает его жизнь и что будет с обществом после его смерти. И вот ради качества жизни, соответствующего этому обществу, люди готовы рисковать своей жизнью и умирать.
Много ли стоит жизнь, если придется сидеть на цепи в рабстве у Басаева? Много ли стоит жизнь животного, при котором "господин" не стесняется отправлять свои естественные надобности, пускать в печь достижения твоей культуры и оставлять необученными зверьками твоих детей? Когда он может тебя убить, если сочтет это целесообразным? Нет, такая жизнь немного стоит. И если бы потребовалось пожертвовать большей частью населения в борьбе с фашизмом, то надо было бы сделать и это. У нас - иная культура, иные критерии качества жизни, чем у Запада и чем судьба, которую уготовил бы нам Гитлер.
Не только рассмотрение больших периодов своей жизни показывает, что ты - часть единого развивающегося процесса. Наша повседневная жизнь дает нам примеры того же самого. Когда я работаю, то я в определенной степени растворяюсь в работе. Работа влияет на меня и я - на нее. И в этой моей работе я взаимодействую с другими людьми, и они тоже становятся частью процесса. Я не воспринимаю их, вообще говоря, как нечто отдельное от меня и от процесса, хотя они могут выполнять по своим обязанностям нечто совсем не похожее на то, что делаю я по своим обязанностям. Не в похожести дело, а в разумном едином процессе, соединяющем нас в единое целое, в коллективное "я".
В процессе коллективного решения задачи я чувствую другого человека через некоторое время. Но - мои ощущения приходят ко мне именно от него, а не от меня (не моя память), я получаю сведения, как думал и чувствовал он - не я. И в моем внутреннем мире может быть несколько сторон у моей личности. Я зарабатываю на жизнь бухучетом, но иногда читаю книги и по физике, иногда - по программированию и т.д. Бухгалтер во мне практически не встречается с физиком, когда есть один, то другой "мертв". Однако если захочется организовать "встречу", то быстро включится нужный обмен между бухгалтером и физиком - быстро, но тоже протяженно во времени.
Некоторые стороны моей личности уже забыты и исчезли ("умерли"), а другие родились - в основном из внешнего мира. Тем, что забросил я, сейчас занимаются другие люди, а сам я занимаюсь тем, что забросил кто-то другой. Когда я читаю Горького, например, то разве мои мысли чем-то принципиально отличаются от его мыслей? Так что по информации и не ясно, кто кого должен считать своим продолжением. Впрочем, это единый процесс, как уже было сказано, и выделение любого "я" из этого процесса - условно.
Когда я начинаю изучать что-то новое для себя, то я не знаю, каким я стану в результате этой учебы, какие у меня будут мысли, как изменятся мои чувства. Я не знаю заранее, как я пройду этот путь и пройду ли его. Я - изменяюсь, и изменение это в решающей степени зависит от общества, от собранных им знаний. Жив я или мертв, но эти знания сохраняются.
Я не знаю подробностей, что сейчас думает и чувствует другой человек, но знаю, в общем, что какую-то часть жизни он тратит на работу, другую - на учебу и т.д. Я знаю, что его мысли и чувства дополняют мои, мы частички общей системы. А что я не знаю его сиюминутные особенности мышления - так я и себя не знаю в главном, мои собственные мысли и чувства приходят ко мне сами собой.
Важнейшие из этих чувств/мыслей я осознаю лишь после их прихода, порой это не просто, обычно же вообще не до этого. И мысли, чувства другого человека я тоже нередко могу узнать - пообщавшись с ним. Так что неизвестность его текущих чувств/мыслей аналогична для меня неизвестности самых решающих моих чувств/мыслей.
Я не осознаю свои решающие мысли/чувства из-за невозможности быть сложнее себя самого. Точно так же я не осознаю мысли многих других людей из-за невозможности быть сложнее общества.
Мои решающие, активные мысли/чувства не влияют сразу на остальные мои знания - те, которые сформировались раньше. Точно так же и мысли/чувства других людей не влияют на меня сразу.
Мои решающие, активные мысли/чувства становятся историей и могут при определенных условиях начать взаимодействие с прочими моими знаниями. Точно так же и нынешние мысли других людей могут начать взаимодействовать со мной позже, и мои старые знания будут изменяться от этого. Но иногда такого взаимодействия не возникает даже внутри меня, не то, что между мной и другим человеком.
Поэтому даже во мне могут быть разные, по сути, личности. Что-то я могу забыть, и в этом смысле какая-то личность во мне может и умереть. Это столь же естественно, как и моя смерть внутри общества. Если сохраняется общество, то сохраняется и жизнь моего "сверхорганизма", сохраняются другие люди, другие "мои личности" в этом сверхорганизме.