Переход от одного способа организации общества к другому способу можно считать положительным процессом лишь с некоторых точек зрения. С точки зрения нового способа организации общества такой переход - явление положительное, а с точки зрения старого способа организации общества - это отрицательное явление. И когда я привожу аргументы в пользу логического общества, когда я говорю о новых открывающихся возможностях - это ведь тоже вопрос оценочный.
Если открывающиеся возможности для данного человека представляют ценность, то относительно этого человека логическое общество лучше рыночно-денежного. Если же данному человеку милее относительная простота рыночно-денежного общества, то возможному переходу к логическому обществу он даст отрицательную оценку.
Разные способы организации общества - это, если угодно, жизни разных сверхорганизмов. И аргументы в пользу одного сверхорганизма перед другим - это аргументы в пользу возможности одного "организма" убить другой "организм" и занять его место. Более того, мои аргументы в пользу одного из таких "организмов" - это уже соучастие в убийстве, потому что аргументы - если они веские - создают сторонников нового общества и - одновременно - противников старого общества.
Практически любая жизнь защищает себя и развивается по своим законам. Вот холерный вибрион - живет, как бы он ни был нам антипатичен. Да, он примитивен, он вреден для человека, но так он устроен и его жизнь важнее для него, чем жизнь человека. Мы убиваем его (а иногда он - нас) не потому, что он "абсолютно" не прав, но потому, что это борьба и его жизнь мешает нашей жизни, его правота несовместима с нашей правотой.
Итог борьбы за одно общество против другого общества нельзя, вообще говоря, предсказать. У старого общества есть преимущество опыта, накопленных сил, преимущество страха людей перед неизвестным. А новое общество представлено на начальном этапе только идеями, которые, к тому же, могут оказаться ошибочными, могут не учитывать каких-то существенных реалий. И в любом случае нам предстоит еще долго жить рядом с рыночно-денежными обществами Запада. Поэтому надо их изучать - это необходимо и с точки зрения партнерства, и с точки зрения вражды.
И рынок, и деньги в обществах Запада - это уже не столько средство решения каких-то проблем, сколько такая же часть сверхорганизма общества Запада, как его произведения искусства, его предания, его фильмы, вкусы и т.д. Рынок и деньги стали настолько органичной частью Запада, что не они служат чему-то, но ради них - в том числе - выстраивается экономика, культура, политика. Ради них Запад готов идти на жертвы и отказываться от многого из того, чему первоначально рынок и деньги служили.
Например, если первоначально рынок и разделение труда служило увеличению производства продукции для большинства, то теперь рынок служит для наращивания расслоения, при котором жизнеспособность большинства падает и большинство не получает благ, достаточных хотя бы для выживания (продолжения рода). Если деньги раньше соответствовали продукции, необходимой для жизни большинства, то теперь они отражают степень недоступности, степень бесполезности, если угодно, большинства (в денежном выражении) товаров.
Теперь не рыночно-денежный механизм служит обществу, но общество служит рыночно-денежному механизму. И не исключено, что сила рыночно-денежного механизма превзойдет все остальные силы общества. Бывает же, что человек умирает от болезни и это - поражение человека и жизни, но ведь это победа болезни и смерти. А с кем идентифицирует себя Запад - с "человеком" или с "болезнью"? Может быть, Запад хочет быть на стороне победителя и будущим победителем считает рыночно-денежный механизм, а не другие принципы общества.
Как уже отмечалось в разделе VIII "Доминирование денег - доминирование животности" предыдущей главы, доминирование денежного механизма уместно для человеко-скотов со стандартными потребностями. Теперь, когда общество Запада служит денежному механизму, оно культивирует человеко-скотов. Всячески разжигается "общечеловеческое" в человеке. А самое "общечеловеческое" в человеке - животное в нем. И вот СМИ переполнены рекламой, где люди предаются "общечеловеческим" радостям с омерзительно естественными выражениями на физиономиях. Мир уже стал иным, люди - разные, а их все втаптывают и втаптывают в одинаковость. Из той же "оперы" - разжигание животных страстей вроде секса, тупого подражания и т.п.
Узкая кучка власть предержащих не способна действительно учесть все многообразие умственных потребностей людей, которые нужно учитывать. А рынок не способен функционировать иначе, чем увеличивая расслоение, делая круг лиц, принимающих решения, чрезмерно узким и не способным решить все многообразие возникающих проблем современного неоднородного общества. Чрезмерное расслоение, к которому ведет рынок, связано с решением рынком своей основной задачи.
Об этой основной задаче рыночной экономики было сказано в разделе II "Отторжение коллегиальности рыночными механизмами" главы 4.1 "Правовой и структурный кризис экономики". Хотя причины возникновения рынка иные, чем его основная задача, но надо видеть разницу между тем, для чего первоначально использовался рынок, и какая природа присуща собственно ему. Ведь есть разница, например, между тем, для чего используется работник и тем, для чего работает он сам. Первоначальные задачи, для решения которых можно было использовать рынок, уже исчерпаны, и дальнейшее использование рынка не имеет смысла для решения данных задач и вредит многим другим. Но верность Запада принципам рынка выводит на первый план его собственную природу, его собственную основную задачу. Вот она теперь и проявляется с полной силой.
В результате решение реальных проблем людей, которые все в большей степени связаны с их специализациями в жизни, подменяются решением проблем понятных, связанных с наиболее простыми аспектами их жизни или самыми массовыми.
Капитализм не в состоянии организовать улучшение знания и совершенствовать его применение во всей тонкости этого процесса, и вместо этого он предлагает чипсов скушать, на мотоцикле покататься, новое барахло на себя нацепить и сделать на лице выражение счастливого самодовольного идиота. Однако возможности асимметричной компенсации ограничены. Если на человека льется кипяток, например, то надо создавать защиту от кипятка или давать человеку возможность уйти из-под его струй. Этот человек может, конечно, пососать какой-нибудь чупа-чупс, но от ожогов это его не избавит.
Ситуация получается совершенно тупиковая, потому что ком нерешенных проблем нарастает, население вымирает, а в качестве решения ничего, кроме чего-то примитивного, не относящегося к делу не предлагается и не может быть предложено в большинстве случаев. И начинаются поиски уже какой-нибудь совсем извращенной компенсации. Делаются предложения в духе: "Не хотите ли гомосексуализмом заняться?" (в США, Германии). Или: "Не желаете ли испытать радости педофилии и садизма?" (во Франции, Бельгии и многих европейских странах).
Ясно ведь, что сложности жизни нарастают, но решения пытаются любой ценой найти в рамках системы, которая в современных условиях в принципе не способна дать даже небольшую часть необходимых решений. А поиски любой ценой вынуждают допустить самые зверские, самые гнусные страсти в качестве компенсации. Яркий пример - людоедство в Германии. Людоеда уже понимают и пожирание человека всякие "ученые" уже называют "культурным актом". Преступник уже то ли книжку в тюряге пишет (получил всего 8 лет), то ли фильм по этой мерзости делать будут.
Болезнь и смерть теперь торжествует в рамках избранной Западом системы, а подсознательное признание торжества болезни и смерти вместе с верностью данной системе означают теперь верность смерти и служение ей. Что мы во все большей степени и наблюдаем.
И наука Запада уже не способна менять мир в плане выбора лучших механизмов, чем денежные, но способна лишь рабски описывать, что происходит, когда люди безропотно согласны с господством этого механизма. Например, маржиналисты описывают, как люди готовы платить за необходимые им блага - тем больше, чем необходимей. И вот из этого чувства маржиналисты "выводят" рынок! Но эти же рассуждения применимы и к спекуляции во время войны, за что расстреливают во всех странах. Так не в чувствах дело, а в условиях.
Я уже приводил пример с "чувством хозяина" в разделе II "От юридической власти денег к юридической власти идей" главы 4.3 "Особое место рабства и либерализм в истории". Желание просто взять то, что тебе нравится - еще более естественное, почему это чувство тогда не ставится на пьедестал?
Допускается то чувство, которое уместно в сложившихся условиях, а экономисты Запада вместо этого уже исходят из того, что ситуация должна сложиться в рынок, а для этого все должны вот как чувствовать: и объясняют как. И, даже если ситуация не складывается, они все равно будут оправдывать и навязывать те стереотипы, которые в данной ситуации не уместны, но они, якобы, правильны, потому что были бы уместны в условиях рынка.
Вот было золото и люди вымогали друг у друга побольше золота за редкий товар. Вот ведь и зарезать можно другого человека, если хочется что-то у него отнять. Есть ведь такие чувства у некоторых людей и даже у многих, если дело на войне и необходимо что-то захватить. Вокруг этого чувства можно нагородить большую теорию, но вряд ли стоит строить на базе этих чувств общество. А маржиналисты объясняют, как в правовой среде рыночной экономики происходит "резня", как происходит вымогание друг у друга максимальной выгоды для себя, любимого.
Но они забывают сказать, что такой подход уместен лишь в таких условиях, когда продавец направляет полученные деньги на расширение производства и обеспечивает людям еще больше данного товара. А иначе, если он просто наживается на чужих трудностях, то он просто преступник. И не платить ему надо, а судить и сажать (а то и расстреливать) негодяя.
Сейчас ведь деньги не направляются на расширение производства в достаточной степени, в силу высоких барьеров входа и дикого расслоения. Так экономистам Запада вместо того, чтобы с умилением рассказывать, как пышным цветом расцветает порок в правовой среде рынка, лучше бы предложить иную правовую среду. А для занятий каким-нибудь маржинализмом и другими подобными "обоснованиями" рыночной экономики много ума не надо, как и для занятия порнографией. Но большинство экономистов Запада не способны изменить себя, они безнадежно тупые и поэтому их место - на свалке истории, а не у "научных" кормушек.
Говоря о выносе большинства экономистов Запада на "свалку истории", я даю оценку со своей точки зрения. С их точки зрения на свалке место мне, конечно, а не им. Считаю не лишним напомнить об относительности всяких оценок и о том, что рыночно-денежный механизм в рамках Запада сам по себе является ценностью, даже вопреки тому, что он мешает развитию разума большинства.
Мое мнение о причинах безнадежной тупости основной массы экономистов Запада основывается на том, что деньги им платят за "обоснования" рынка, а не за его опровержение. Но денежный механизм сам по себе является важнейшим в организации деятельности Запада. И получение денег является - в рамках принятой на Западе системы ценностей - не менее убедительным "доказательством", чем доводы разума.
Навязывание другим странам принципов либерализма, не смотря на многочисленные случаи экономических катастроф - тому свидетельство. Я не совсем разделяю мнение, что западные экономисты своими "советами" обычно совершают осознанную идеологическую диверсию. Дело в том, что от экономических катастроф других стран Запад обычно выигрывает и результаты - дополнительные финансовые возможности для Запада - "доказывают" на уровне денежного механизма правоту этих рекомендаций.
И многие экономисты Запада, как мне представляется, вполне искренни в своих рекомендациях тех "рецептов", которые многократно вели к экономическим катастрофам других стран. Они думают не только и даже не столько мозгами, сколько деньгами. И дело тут даже не в корысти, а в системе ценностей. Можно сказать словами Ильфа и Петрова, что экономисты Запада любят деньги бескорыстно ... или почти бескорыстно. Но из-за того, что они думают преимущественно деньгами, а не мозгами, я и считаю их безнадежно тупыми.