dmitgu.narod.ru
Проблема "я", которая исследуется в данной главе, апеллирует к разуму, а не к чувству. Рассуждения о смерти, например, не могут иметь непосредственного отношения к чувству, ведь у человека нет, да и вряд ли может быть опыт смерти.
На самом деле нет даже такого инстинкта - "инстинкт самосохранения". Есть боль, есть страх и т.п., но понятие смерти и понятие "я" - это умственные конструкции, а инстинкты не оперируют умственными конструкциями. Я употреблял выражение "инстинкт самосохранения" и продолжу это делать при необходимости, но всё же считаю нужным отметить, что в данное выражение вкладывается "внешний" смысл, не совместимый со словами данного выражения.
Если попытаться буквально понять сочетание слов "инстинкт самосохранения", то смысла в нем нет вообще, поскольку инстинкт не способен выразить смерть и защиту от смерти. Но в русском языке многие выражения используются в переносном смысле. Например, выражение: "Какого черта вы там делаете?" тоже является бессмысленным при его буквальном понимании.
Вопрос о природе смерти рождается разумом, а не чувствами. И умственные объяснения не могут успокоить наши чувства, потому что у покойника нет чувств и с этим ничего не поделаешь. И какой тогда смысл рассуждать о том, что всё равно невозможно исправить? Можно этого избегать всеми силами до последней возможности, но вдумываться в природу бесчувственного явления нет смысла с позиции чувств.
Поэтому, если механизм чувств доминирует в человеке и он боится смерти, то этот страх рассуждениями преодолеть не удастся. Вот если человек начнёт руководствоваться разумом, а не чувствами, тогда удачные умственные доводы смогут решить его умственные же проблемы. Для таких людей (и для себя в том числе) я и пишу текущую главу.
Одно дело, когда формально согласился с теоремой Гёделя и единством мира, и другое - когда надо разобраться с многочисленными вопросами, возникающими по поводу этого единства. Например, если я не осознаю какую-то часть мира, то как же она может быть для меня в этот момент? Этот вопрос решается довольно просто. Мы привыкли пользоваться западной моделью человека, в которой человек способен всё осознать, но мы уже видели, что никакая система не может знать больше, чем половину информации о себе. Поэтому всё время для человека есть то, что им не осознаётся. Вот наглядный пример:
Субъект рассматривает объект. Субъект думает только об объекте. Означает ли это, что кроме объекта в этом рассмотрении больше ничего нет для субъекта? Нет, не означает, потому что такое рассмотрение невозможно без наличия субъекта. Как видим, то, что не осознаётся, очень даже может присутствовать. И - присутствует.
Более сложный вопрос - об отсутствии взаимодействия. Какая объективная необходимость в том, чтобы признавать наличие тех объектов, которые не взаимодействуют со мной? Ведь эти объекты не влияют на меня.
Последнее утверждение в предыдущем абзаце является ошибочным. Взаимодействие подразумевает какой-то физический уровень, но кроме физики есть информация, законы логики и их влияние тоже есть, но оно не физическое. А именно:
Никакая конкретная информация не могла бы быть, если бы любая информация была везде. Это был бы хаос, когда всё есть во всём и ничего не отличается ни от чего. И как раз "отсутствие" данной конкретной информации (или, точнее, наличие её "фоновой" части) в некоторых частях мира обеспечивает преодоление хаоса. То есть, отличие субъекта от объекта необходимо для того, чтобы объект и субъект вообще существовали. Их существование зависит от наличия отличий между ними, и эта зависимость, во-первых, гораздо более фундаментальная, чем зависимость от взаимных физический воздействий друг на друга и, во-вторых, эта зависимость есть даже без всякого взаимодействия (физического).
Есть ещё один важный практический вопрос. Прежде, чем его сформулировать, изложим факты:
Чувства влияют на человека. Если есть боль, например, то трудно думать. И если человек сделал что-то "не то", то ему приходится расхлёбывать последствия, и он видит связь между своим прошлым поступком и наступившими последствиями. Причинно-следственные связи между прошлыми поступками и нынешними чувствами данного человеком обычно более существенны для человека, чем большинство других причинно-следственных связей.
В силу изложенных фактов, человеку естественно выделять именно себя во времени как наиболее важный из объектов/субъектов. И такое выделение отличается от мыслей о единстве мира. Поэтому, возникает вопрос:
Жизнь (практика) диктует человеку, чтобы он выделял себя из окружающего мира. И разве можно избежать такого выделения в своих представлениях? Ведь мы принимаем те доводы разума, которые подтверждаются нашей практикой, а не противоречат ей. Поэтому не следует ли нам по практическим соображениям признать свою отдельность от мира, ведь иное мнение нам просто трудно держать в голове?
Ответ на поставленный вопрос такой: От разума требуется только признать, что на него оказывается мощное воздействие со стороны чувств. И не всегда это воздействие можно преодолеть. И после такого признания практика великолепно будет подтверждать данное мнение. И никакого противоречия в этом отношении не возникнет. А вообще, на нас в любом случае что-то воздействует - не разум, так чувства, не чувства, так случайность и т.д. Вопрос идет, по существу, о конфликте между механизмом разума и механизмом чувства.
Разум предлагает тебе, например, ориентироваться на интересы общества, но ты не можешь преодолеть свои личные страхи. Хотя обычно такая ситуация не является типичной. Ведь в правильно организованном обществе большинство людей живёт лучше, чем в плохо организованном. Пусть в правильно организованном обществе люди меньше думают о своей личной выгоде, но в целом ориентация людей на интересы общества улучшает их жизнь. И ради поддержания такого общества человек вполне может приложить усилия в интересах общества, потому что эти усилия всё равно - как правило - менее вредные для человека чем те усилия, которые ему пришлось бы прилагать в плохо организованном обществе с приоритетом личных выгод.
Другое дело, что на закате СССР в стране развился садизм безмозглости, когда прежние принципы стали догмами и они насаждались ради самих себя, ради садизма, по сути. И вот тогда догма "ставить общественное выше личного" стала означать "не рассуждать, когда тебе приказывают себя угробить". Об этом уже говорилось в главе 2.7 "Ослабевший разум и садизм в позднем СССР" (см., например, раздел IV "Садизм общества с распадающейся идеологией").
На практике от людей в СССР обычно не требовалось совершения каких-то мазохистских действий, но насаждение догм не является безвредным делом. Насаждая принцип наплевательства на человека, тогдашние идеологи подготовили, фактически приход злобного либерализма. И многие представители из нынешней патриотической оппозиции - это такие "патриоты", которые являются садистами на самом деле. А конкретно меня садизм позднего СССР затронул самым прямым образом, когда разложившиеся от пропаганды садистских догм окружающие с легкостью соглашались с издевательствами сволочи мамы надо мной и не вешали её за это на фонарном столбе, не сажали даже в тюрьму.
Поэтому у всякого действия в интересах общества, которое может нанести ущерб исполнителю должно быть серьёзное обоснование. И нежелание безрассудно выполнять догму "общественное выше личного" обычно вполне оправдано. Страх перед безмозглыми поступками не противоречит разуму. Выгода для общества от поступков, опасных для исполнителя, должна перевешивать тот ущерб, который исполнитель получит или может получить. Выгода должна перевешивать ущерб от (возможной) утраты исполнителем каких-то способностей и затраты на оказание ему последующей помощи.
Конечно, не всё можно просчитать. Например, в условиях войны военоначальник может и ошибиться, отправив людей на смерть, но не всегда можно его обвинить за ошибку - задачи бывают чрезмерно трудные для решения. Бывает и вероятностный ущерб, когда человек гибнет в одном случае из десяти, даже ничего не успев совершить. Но и в этом случае нужно сравнивать ущерб и ценность решённых задач по совокупности исполнителей, раз невозможно сравнить по одному человеку.
Героизм должен быть, по возможности, обоснован. Выгода, которую ты дал обществу, должна перевешивать издержки на твоё содержание, если ты стал, например, инвалидом. Был, например, такой случай в СССР, когда шахтер для спасения своих товарищей выключил оголённый рубильник и лишился обеих рук. Ясно, что бригада, которую он спас, сэкономила десятки человеко-лет на выращивание детей и обучение новых шахтеров. Ведь, фактически, именно эти потери соответствуют ущербу от возможной гибели бригады. Да еще и семьи их как мучились бы, и на пенсии общество должно было тратиться. Поэтому данный случай - это пример обоснованного героизма.
Но в мирное время, вне экстремальных ситуация, всегда есть время и возможность подумать, обосновать необходимость действий и найти наименее вредные для исполнителя способы действий. И требовать безмозглого (в стиле "не рассуждать!") героизма от людей в таких спокойных условиях могут только враги общества, враги народа, хоть бы они и называли себя "патриотами". Таких "патриотов" надо вешать на фонарных столбах не только за их наплевательство на людей, но и за преступления против истины, когда зло, которое они причиняют стране, они лживо называют словом "патриотизм".
Теперь исследуем случай обоснованного героизма с точки зрения внутреннего мира исполнителя. Хотя необходимость в героических поступках в правильно построенном обществе возникает очень редко в мирное время, но в то же время способность людей на обоснованный героический поступок в правильно организованном обществе имеет принципиальное значение. Ведь обоснованный героизм позволяет ценой ущерба для одного человека избежать гораздо большего совокупного ущерба для многих людей, для общества. И в то же время, героический поступок создаёт исключительно сильные предпосылки для конфликта между механизмом разума и механизмом чувств.
Например, человек, совершивший героический поступок и ставший инвалидом, обязательно ли будет жалеть о своём поступке? Человек может быть сломлен и потерять свою общественную ценность. Он может жалеть о своём поступке. А может и не жалеть и действовать в интересах общества и дальше - как Павел Корчагин. Тут - как у наркомана, но с положительным знаком.
Вопрос ведь - в реакции на внешнее воздействие. Эта реакция зависит и от устройства субъекта и от внешнего воздействия. Боль, например - одна из разновидностей внешних воздействий. Она может вести к плохим результатам (как и наркомания), и поэтому боль вовсе не обязательно является критерием истины даже с точки зрения сохранения здоровья (тот же страх перед болью лечения зубов). Человек не обязательно ставит боль или другие чувства на первое место и порой идеи вынуждают его идти через саморазрушение (см. VI "Реализм НЖ и их влияние на мир" главы 1.3 "Описание модели человека с ниточками жизни").
Человека может пугать боль (наступившая или будущая), но его может вдохновлять и общество, которое он защищает/защищал. И если цели общества интересуют его больше боли, то и выбор свой он сделает в пользу интересов общества. Не надо абсолютизировать ту же боль и забывать, что она - тоже способ внешнего управления, "придуманный" природой. И этот способ уже устарел. Разум - гораздо более гибкий "руководитель", чем боль. Разум не функционален, конечно, в крайне плохих условиях, но та же боль тоже не функциональна, если условия достаточно ужасны.
Если боль сломила человека и он жалеет о своём прошлом поступке, то это ведь ещё не доказывает его прошлую неправоту. Пытка может заставит человека считать, что 2*2=5, но это не значит, что такое его мнение - правильное. Просто наступает смерть прошлого человека, смерть разума. Поэтому прежний поступок был правильным, а изменившийся человек - это не тот, прошлый, а некто чужой. И его мнение не имеет значения. Да и сам нынешний человек может понимать, что он - другой и тот прошлый человек не был обязан думать о его судьбе.
В качестве художественного примера появления чужой сущности вместо прежней личности можно привести священника из фильма Тарантино "От заката до рассвета". Он бился с вампирами, был укушен и знал, что скоро сам станет вампиром. Поэтому он просил своих товарищей убить его после превращения в монстра. Другой пример более обычный - это труп человека. Человек ведь обычно не считает, что его труп будет продолжением его личности.
На что же опираться, если разум может быть сломлен? На разум. И понимать, что при определённых условиях твой разум будет сломлен. Это не значит, что поступки, приводящие тебя в подобные условия, не допустимы. Людей не останавливает порой и перспектива собственной смерти, что сравнимо по ущербу со сломленным разумом.
Но, вообще, надо создавать такие условия, в которых разум бы не ломался. Героизм - это исключение (необходимое в некоторых случаях), а нормой для людей в современном обществе должны быть подходящие для мышления условия. А если кто-то желает все выдержать и сохранить прежние механизмы, которыми он "управляется", то такому человеку надо стать трупом. Это для жизни и разума нужны условия, а для смерти они не обязательны.
По сравнению с первоначальным содержанием версии 2 Книги "РПСМ" в текущей главе изменились и содержание разделов, и их номера.
Вот ссылка на страницу, ранее расположенную по текущему адресу: