Заметим, что в процессе построения теории о природе либерализма (начиная с раздела IV "Конкурентный рынок - централизация и устранение дублирования" текущей главы) еще ничего не было сказано о деньгах. Было сказано о торговле - но торговать можно и при помощи бартера, было сказано о платеже - но платить можно и своим трудом. Объективное условие для возникновения конкурентного рынка - это необходимость убрать чрезмерное дублирование, необходимость централизации производства.
А вот для доминирующего использования денег при сравнении между собой самых разных благ надо, чтобы самые разные блага в обществе были соизмеримы между собой по какому-то важному объективному параметру. Это условие уже иное, чем условие для возникновения конкурентного рынка.
Другое дело, что процесс деградации большинства, к которому ведет латифундистское рабство и/или либерализм, низводит большинство людей до скотского уровня и потребности их при этом выравниваются. Пожрать, одеться от холода, спрятаться в какой-нибудь норе на время сна - этого достаточно. Стандартный набор потребностей и одинаковый набор доступных функций у этих человеко-скотов.
Можно взять любого, поставить на нужном рабочем месте и сказать, что делать. И пока большинство товаров/услуг появляются в результате труда этих человеко-скотов, тогда есть и объективный параметр для соизмерения товаров/услуг. Этот объективный параметр - труд практически одинаковых человеко-скотов.
Если ставить своей целью производство материальных благ руками человеко-скотов, то платить надо тому бизнесмену, кто эффективнее использует человеко-скотов, то есть тому, чьи товары дешевле и у кого зарплата работяг ниже на единицу продукции. Мы, кстати, рассматриваем такое общество, в котором барьеры входа в бизнес низкие, потому что иначе может быть уместным платить талантливому новичку даже при невысокой его (ещё) эффективности, чтобы он "раскрутился", набрал массовость, вошёл в бизнес.
Но если условия из предыдущего абзаца выполнены, то самый продуктивный (на рубль затрат) в данный момент бизнесмен и является лучшим. А сравнивать его с другими удается, потому что все бизнесмены используют одинаковых человеко-скотов, потребительская корзина которых (то есть, большинства) практически одинаковая. В таких условиях рубль расходов на работников - это определенная доля стандартной потребительской корзины и всё соизмеримо. Ведь по условиям разбираемой задачи используются именно человеко-скоты, основной статьёй расхода являются именно они, а не прихоти бизнесмена, запросы инженера и т.п. нестандартных потребителей.
Но одинаковость потребностей и набора доступных функций у большинства - состояние временное. Такая ситуация предшествует специализации производств и усложнению их технологий. А усложнение их технологий способствует - сейчас поясню, почему - усложнению большинства людей.
Из чего следует вывод, что усложнение технологий способствует усложнению людей? Ведь усложнять технологии можно, в принципе, и без усложнения людей, что было отмечено в разделе IV "Конкурентный рынок - централизация и устранение дублирования" текущей главы:
"Ну, усложнится задача, так сделаем больше этапов разделения труда, а примитивность "раба" на каждом из этапов производства останется прежней"
Но, во-первых, человек - достаточно сложное существо и использовать его как скотину не очень рационально. Не будем забывать, что периоды рабства/либерализма соответствуют очень локальным - в историческом плане - периодам устранения дублирования. В эти исторически короткие периоды, ради концентрации усилий на устранении дублирования можно пожертвовать потенциальной сложностью человека. К тому же, еще нет технологий, которые могли бы загрузить эту человеческую сложность, после выполненного разделения труда.
Врожденная способность человека к усложнению оказывается излишней при открывшейся возможности (из-за улучшения коммуникаций, например) для специализаций на отдельных операциях при имеющихся простых технологиях. Но эта же возможность позволяет теперь наращивать сложность технологий. И в процессе наращивания сложности оказывается выгодным использовать врожденные данные человека, а человек способен к огромному усложнению по сравнению со скотом.
Во-вторых - и это главное - творчество требует как раз не специализации, а известного универсализма, требует широты взгляда на те же технологии. Пока производительность общества была мизерной, тогда лишь ничтожная часть людей могла быть достаточно обеспечена для того, чтобы заниматься своим образованием, осваивать все достижения, включая самые свежие, и двигать прогресс дальше.
Но по мере развития общества возникло так много знаний, что часть творчества надо было передавать "низам". А для этого "низам" надо было предоставить известный излишек средств сверх того, что необходимо им для выживания. При этом производительность труда могла бы и упасть, и упала - если смотреть ситуацию после падения Древнего Рима. Сверхонцентрация богатств в руках малой кучки не позволяла "кучке" эффективно использовать это богатство для прогресса, но позволяла с высокой интенсивностью использовать готовые технологии и выжимать все соки из "низов", лишая "низы" возможности заниматься каким-либо творчеством.
Если подходить к экономике с марксистских позиций, то предпочитать следует общество с более высокой производительностью труда. Маркс - дитя западной идеологии. Пусть он "еретик", но теоретическая база у него общезападная. Но мы не обязаны следовать догмам Запада и поэтому пойдем дальше производительности труда и спросим - зачем эта производительность?
Производительность труда нужна для того, чтобы обеспечить возможность мыслить, создавать и сохранять знания. И если слишком много вкалывать, то меньше останется времени для мышления. Если же вкалывать слишком мало, то материальные условия не позволят тебе эффективно думать, получать информацию, ставить эксперименты.
Вопрос-то не в производительности, а в условиях для мышления. И лучшие условия для мышления достигаются не при максимальной производительности труда, а при оптимальном балансе между трудом и свободным временем, отдаваемом на творчество.
Если подходить с точки зрения производительности и способности прокормить максимальное количество людей в данный момент, то более совершенным окажется общество, где все вкалывают и не рассуждают. Но у такого общества нет будущего. Оно достигло совершенства и окаменело в нем. Назовем такое состояние общества: "деструктивное совершенство".
Деструктивное совершенство необходимо уничтожить ради не совершенного, но более творческого общества. Уничтожить деструктивное совершенство ради творческого общества надо даже в том случае, если новое общество окажется не в состоянии прокормить всех, кого могло прокормить общество деструктивного совершенства. Да, при этом кто-то погибнет, но зато появится возможность для новых открытий, которые приведут, в конечном счете, к обществу более производительному, чем прежнее общество деструктивного совершенства, и в этом новом обществе будут к тому же возможности для творчества. И жертвы, которые будут принесены в борьбе с деструктивным совершенством и из-за последствий падения производительности труда, будут оправданы борьбой за лучшее человеческое будущее, и против скотского сытого настоящего.
Но как победить деструктивное совершенство, если в момент начала борьбы оно более производительно, чем его враги? Победить можно за счет того, что деструктивное совершенство не располагает к творчеству и не рассматривает (или слабо рассматривает) возможности изменения. Поэтому при небольшой флуктуации оно оказывается в незнакомой для себя ситуации и система идет в разнос. Победить деструктивное совершенство можно за счет того, что рушить проще, чем создавать, а разрушать можно, опираясь на ресурсы врага. Если враг недостаточно творческий, то ему будет трудно находить решения в нестандартных ситуациях.
Замечу, что нет критерия, который позволял бы всегда найти отличие между разрушением деструктивного совершенства ради лучшего - в перспективе - общества, и разрушением нормального общества ради какой-то химеры, которая, якобы, дает больше возможностей для творчества. Да, можно ошибиться и тогда надо заплатить - своей жизнью, скорее всего - за свое преступление, но если ты прав и тебе удалось увеличить творческие силы общества, то и награда велика - лучшее будущее для людей.
Повышение творческих сил общества не обязательно связано с "уравниловкой". Адам Смит приводит примеры мануфактур без буржуев, но из позднейшего исторического опыта мы знаем, что они не выжили. Каждый работяга знал свой участок, тратил деньги на себя. Но небольшое изменение среды, улучшение технологий делало всю такую "демократическую" мануфактуру неконкурентоспособной. В то время для Запада была эффективна как раз концентрация средств в руках у буржуев. Работягам не хватало - при уравниловке и той низкой производительности - ни свободного времени, ни материальных условий для того, чтобы следить за последними новшествами в производстве и внедрять их.
Аналогичная ситуация сложилась и в СССР после смерти Сталина, когда материальное неравенство упразднилось и любой забулдыга получал деньги, соизмеримые и даже превосходящие зачастую достаток инженера. И инженеров, кстати, расплодили без меры. Это было уже неоправданное дублирование и снижение работоспособности людей, которые были бы более эффективны на простых работах.
Но бывает и противоположная ситуация - непомерное расслоение до революции 1917 г. и сейчас. Полно людей, которые получают деньги за свою вредительскую, в сущности, деятельность. Они хуже тех хрущевских и брежневских забулдыг-работяг, которые жировали за счет нищих специалистов.
Аналогичный пример - это уже рассмотренное латифундистское рабство. В какой-то момент чрезмерное расслоение стало не уместно. Элита утрачивала ту интеллектуальную среду, которая поддерживала их разум, происходила деградация масс, как показывает Арнольд Дж. Тойнби (цитату см. в разделе III "Исторические параллели между рабством и либерализмом" текущей главы). Обслуживая менее эффективные (в плане производительности) народы за своими пределами, Рим все более интеллектуально деградировал, погружаясь в деструктивное совершенство.
Интересно проследить, как Запад впадал в деструктивное совершенство на духовном уровне. Первоначально христианство на Западе деградировало в католицизм с непогрешимостью Папы, индульгенциями и прочими атрибутами жесткой централизации, когда истину знают только избранные, а остальные лишь на "подхвате". Потом католицизм деградировал в протестантизм, когда будущее уже вообще предопределено где-то наверху, а твоя задача - вкалывать и делать деньги. А, в конечном счёте, дело кончилось секуляризацией, когда надо просто делать деньги ради того, чтобы делать деньги, а остальное "рынок сам расставит по своим местам".
В результате Запад ушел от христианского духа творчества каждого человека к предопределенности и авторитарности иудаизма. Но еврейская религия родилась в период большого распространения рабства, и отразила в себе его принципы. Приход Запада к протестантизму и подобным идеологиям - это еще одно подтверждение прямого духовного родства между либерализмом и рабством. Христианство в свое время взорвало рабовладельческий Рим, а протестантизм погрузил мир в худший вариант рабства - в либерализм.
Иисус Христос заявил о праве людей на самостоятельное мышление, даже праве на отход от традиций, если обстоятельства изменились, о праве на ошибки, которые неизбежны в ходе самостоятельного мышления. Он дал некоторые новые ориентиры - на положительный идеал, на любовь. Это не означает безнаказанности, но означает возмездие не ради возмездия, не ради заповеди, а ради спасения того, кто является более ценным, более любимым, чем вынужденно уничтожаемое. Необходимо долго прощать за вредные поступки - если есть такая возможность, и проверять - являются ли эти вредные поступки поправимыми ошибками или реальным злом. Но, проверив, надо "худое дерево срубать и бросать в огонь".
Особенность идей Иисуса состояла в том, что он делегировал простым людям право на решения. Он принес новые установки не с позиций элиты, но сменил сам источник появления новых установок, признав таким источником всё общество в целом, в частности - "низы". Это была такая революция, которая опередила историю почти на две тысячу лет. Такая преждевременность создала много проблем, но важнее была польза от новых открывшихся перспектив.