Книга 1. Человек [Оглавление] >> // ... 2. Знание: подчинение природЫ или природЕ? << >>

2.3. Свобода воли и законы природы << >> // ... VII. Что значит "должен" << >>

Самое раннее мое воспоминание - это удивление от разговора между родителями на тему "Он должен был..." и дальнейшее "обоснования" виновности обсуждаемого лица. Меня поразило то, что "обоснование" виновности строилось на "аксиоме", что у "виновного" было всё необходимое для совершения правильного поступка. Сколько мне тогда было? Думаю (ориентируясь на некоторые признаки) - 4 или 5 лет.

"Обоснования" на тему "Он должен был..." не относились ко мне, но я попробовал их примерить: светит солнце, блестит под его лучами трава, стрекочут загадочные кузнечики и вдруг... я что-то должен. Должен не забыть игрушку, не испачкать руки, придти вовремя домой или сделать ещё что-то невообразимое. Да откуда я мог бы вспомнить о "должном", когда такой чудесный ветерок поднимает красивые клубы пыли, когда птица неожиданно ныряет почти до самой земли, когда маленькие и далекие травинки становятся от моего бега большими и близкими и дотрагиваются до моего лица?

Я был совершенно уверен - я это просто видел по своему внутреннему миру - что если человек совершил какое-то действие, то у него для этого были неотразимые причины, в частности - внутренние причины.

При этом я был вполне согласен, что в случае столкновения с плохими людьми необходимо принимать меры против них, в частности - наказывать. Меры против плохих людей применяются вовсе не потому - смутно думал я - что они "имели все возможности поступить хорошо", а для разрушения способности вредить - у них и таких как они. Но действуют плохие люди по своим вполне четким и неотразимым для них внутренним причинам.

В то же время априори относить человека в разряд плохих и наказывать его, если он просто ошибся и хороший по своей сути человек - неправильно. Примерно так (но куда менее чётко) думал я тогда и поэтому считал ошибочными обвинения, построенные на "аксиоме" о том, что всегда есть все необходимые условия для безошибочного поведения.

И в то же время я почувствовал - по изобретательности родителей в обвинении и агрессивности сволочи мамы (тогда я ещё не мог признаться себе, что она именно сволочь), что мои возражения будут разбиты и мне не дадут больше над ними думать.

Я даже примерно "проинтуитил", что один из аргументов может быть таким: Если у него не было возможности предотвратить неправильные действия в момент их совершения, то такая возможность у него была раньше. У него раньше была возможность предвидеть возможную ситуацию, поэтому он должен был предвидеть возможную ошибку и заранее предотвратить её.

Конечно, опять можно возразить, что если у него изначально была возможность предотвратить ошибку, то почему эта неотразимая возможность не реализовалась? Значит, случились какие-то причины для ошибки, которые сами были неотразимы для него. Но такие сложные мысли тогда мне не вполне давались. Было что-то смутное, что я не мог предъявить для спора. К тому же, после одного контраргумента взрослые наверняка смогут предъявить и второй, и третий и т.д.

Я понимал, конечно, что у меня нет тех знаний, тех слов, которые имеют взрослые. Мама (сволочь мама) задавит меня своим напором, боялся я. Отца я считал (и считаю - уже после его смерти) добрым и слабым - он просто заискивал перед сволочью мамой, но делиться с ним своими мыслями про "должен" я боялся - он бы ей всё рассказал. И поэтому я решил разобраться с вопросом о "должен" за много-много лет, и, когда я вырасту, и у меня будут нужные слова и нужные знания, я объясню людям их ошибку. Но до тех пор я буду молчать, оберегая свою возможность думать - решил я. В этот момент я родился как личность.

Так родилась моя главная ниточка жизни, которая через много лет позволила мне все-таки остаться человеком, позволила сохранить свой разум. Это была тайная ниточка жизни, и она оставалась тайной лет до 17, когда я, наконец, смог её в какой-то степени поддержать общением - пусть очень осторожными (из-за привычки к сверхосторожности в обсуждении своего внутреннего мира) и косвенными разговорами с друзьями по институту.

В тот период я жил один и прилагал отчаянные усилия по восстановлению своей личности. При этом я вынужден был расходовать и своё здоровье, но всё же отдача превышала потери. На какое-то время возможность жить одному у меня исчезала, а жить с людьми я не умел, не знал, как выстраивать свои интересы, тратил жуткие усилия и снова начал сдавать в своем развитии. Сейчас я опять живу один и пишу эту книгу.

Моя тайная ниточка жизни смогла сохраниться потому, что я постоянно сталкивался в обществе с описанным выше мнением о "должен", и жизнь доказывала ошибочность этого мнения. Я сталкивался с этим мнением и до того разговора между родителями, в ходе которого родилась моя тайная ниточка жизни. Именно поэтому я подумал во время того разговора, что я "объясню людям". Я думал именно обо всех людях, а не о родителях. Поэтому рождение тайной ниточки жизни в момент разговора родителей - в известной степени случайно.

Случайно и то, что такая ниточка жизни родилась именно у меня. Ведь необходимая для рождения этой ниточки жизни информация уже присутствовала в большом количестве в обществе, а уж в ком она воплотиться в вопрос - было делом десятым. Обращая внимание на случайность, я ещё раз напоминаю (см. раздел V "О Павлике Морозове и "прогрессивных" реформаторах" главы 1.1 "Развитие и деградация"), что человек в современном мире - это дитя информации общества, а не своих родителей. От женщины рождается всего лишь кусочек мяса, а личность рождается от информации.

Для общества было бы лучше, пожалуй, если бы "моя" главная ниточка жизни родилась у другого ребенка - в нормальной семье. Тогда он смог бы её обсуждать, поддерживать, да и не потратил бы бездну сил на восстановление развалин своей души после садистского детства. Такой человек уже годам к 18, пожалуй, смог бы написать книгу, подобную той, которую вы читаете.

Я пишу данную книгу накануне 38-летия (будет в октябре 2004 г.) и странно даже не то, что я смог восстановиться до приемлемого уровня, но что вообще остался жив до своего нынешнего возраста. Впрочем, у кого данная ниточка жизни родилась - вопрос случая, поэтому рассуждение задним числом о том, какой вариант был бы лучше или хуже для общества, сейчас уже не имеет практического значения.

Мои же выводы об ощущении свободы воли человеком, о причинах его поступков и его подчинении законам природы я, наконец, излагаю в данной книге и, в частности - в текущей её части. Всякие сложности с попыткой человека контролировать себя и невозможность обеспечить такой контроль были рассмотрены в главе 2.1 "Что значит "знать"?" (особенно в разделе III "Рефлексия"). В начале текущей главы было показано подчинение человека законам природы (законам физики). На протяжении нескольких глав текущей части рассматриваются достижения логики (особенно - Гёделя) по вопросу о невозможности гарантироваться от ошибок и по сопутствующим проблемам.

Что со злом необходимо бороться вовсе не потому, что оно "могло быть добром" или "может стать добром" было сказано в начале раздела VII "Кому выгодна устаревшая учеба" главы 1.1 "Развитие и деградация" (мой спор на Интернет-форуме с одним представителем "демшизы").

Думаю, что у меня достаточно веские аргументы, но я знаю, что такие, как сволочь мама, не согласятся со мной. Я подрываю главное в организации их души - главенство чувств, в том числе чувств, соответствующих приобретенным потребностям (см. раздел V "Пределы применимости чувств" текущей главы). До конца текущего раздела будут даны объяснения, почему я считаю, что в основе неразрешимого конфликта между мной и сволочью мамой лежит приоритет чувств, который характерен для таких лиц, как сволочь мама.

Замечу, что разрушение СССР и подобные безобразия в нашей стране были совершены людьми, идентичными по принципиальному устройству своей души со сволочью мамой. Аргументы в пользу такого вывода будут приведены в главе 2.6 "Руководствоваться разумом, а не чувствами" начиная с раздела III "Причины появления поколения без опор" включительно.

Как уже отмечалось, в основе чувств лежит воспроизведение - в существенной части - каких-то прежних движений и ситуаций. Конечно, сволочь мама не собиралась вникать в особенности моего или чужого внутреннего мира для вынесения своих решений (о виновности, например). Вот в таком нежелании я вижу тягу к воспроизведению стандартных ситуаций и принятию решений вопреки объективным показаниям, вопреки логике. Ведь необходимость рассмотрения частностей внутреннего мира, да ещё зависимость своего решения и своих поступков от такого рассмотрения - это уже зависимость от разума. А в основе разума лежит уже не воспроизведение, а просто движение в соответствии с некоторыми принципами.

И нет никаких гарантий, вообще говоря, что в процессе логического движения случится какое-то воспроизведение, столь желанное для апологета чувств. Именно поэтому апологет чувств стремится к жесткой системе с заранее заданными правилами - к "правовому обществу", в частности, и крайне враждебно относится к возможности гибкого принятия решений (на основе разума) в зависимости от ситуаций.

Но под воздействием разума у апологета чувств возникает ненасытность чувств, о чем уже было сказано в конце раздела VI "Негодность чувства как критерия качества жизни в современном мире". Всякого рода чувства разжигаются мышлением. В частности, если апологет чувств получает кайф от возможности кого-то наказывать, то он "обосновывает" свою негибкость тем, что ситуации, якобы, всегда одинаковые. Вот была у "виновного" возможность поступить правильно - и всё! И озверение этого "принципа" тем больше, чем сомнительнее "вина", чем сильнее требует ситуация учета частностей и включения разума. Всё что угодно, только не разум! Разум может играет лишь вспомогательную роль - пробуждать и разжигать неуместные по объективным показаниям чувства. Пусть будет власть чувств и власть над "виновным" - вот принцип апологета чувств.

Замечу, что сам я не избегаю рассмотрения внутреннего мира сволочи мамы. И я выношу своё решение о её виновности вовсе не на основании того, что она "могла быть доброй" со мной. Нет - не могла, потому что моя организация души не могла не вызывать её ненависти. Я выношу решение о её виновности именно на основании того, что она не могла быть другой, а её поведение и её пример несут огромный общественный вред и поэтому такие, как она, должны устраняться из общества. Такое устранение будет наносить ущерб внутреннему миру "родственных" этим сволочам душ и тем снижать способность этих сволочей приносить вред, которого от них на порядок больше, чем пользы.

Неверно, что апологеты чувств всегда глупы. Весь Запад стоит на приоритете чувств и некоторые из его представителей очень умны. Ведь зачастую эти апологеты чувств живут в хороших условиях, когда подобных им негодяев не устраняют из общества, не ограничивают их доступ к материальным благам. В результате у них остаются слишком хорошие условия для повышения своей эффективности (за счет миллиардов других людей в мире), которая почти вся направляется во вред будущему человечества.

И в этих благоприятных для себя условиях апологеты чувств развивают свою изобретательность потому, что вынуждены защищать неправое дело и проявлять в этом занятии изощренность. Но вопрос не в силе ума самого по себе, а в том, что является приоритетным для данного субъекта - разум или чувства.

Апологетам разума (к которым я себя причисляю) следует предпочитать посредственного - по своим способностям - апологета разума гениальному апологету чувств. Ведь у апологета чувств разум стоит на службе чувств и не может влиться в коллективный разум, для которого нужны именно люди с приоритетом разума перед чувствами. Не самый способный апологет разума способен влиться в коллективный разум, и может выполнять посильные для него задачи. С апологетом же чувств предстоит вести борьбу, он - враг, и тем более опасный, чем сильнее развит его ум.

У апологета чувств принцип такой: мы умрем, но не откажемся от приоритета чувств. И этот принцип для него правильный, потому что его отказ от главенства чувств и будет означать смерть его личности. И другая личность на этом месте родиться не сможет, потому что вся жизнь взрослого человека выстраивается вокруг его внутреннего стержня, и опыта иной жизни у него нет, поэтому и жить иначе он не сможет начать. Что ж, если они умрут - то пусть умрут. Пусть умрут они, а не все мы, не Россия.

Человеку, руководствующемуся разумом, крайне трудно воспринять "тупость" своих руководствующихся чувствами оппонентов. Ему кажется, что у них за душой есть какие-то аргументы, которые ещё пока не сформулированы на умственном уровне, но которые не позволяют им согласится с твоим мнением.

Они говорят в духе: "А вот я так не считаю. Ты меня не убедил". И "поэтому", мол, их нельзя наказывать (убирать от власти, сажать в тюрьму и т.д.). Но их и нельзя убедить - это совершенно иная организация внутренней жизни, чем у человека, руководствующегося разумом. С их несогласием, не подкрепленным логическими доводами, идущим против доводов разума, невозможно считаться. Его надо учитывать для того, чтобы переламывать. Они делают всё, чтобы переломить твой разум, твою основу, поэтому можно и нужно переламывать их основу - их чувства, их несогласие (основанное на чувствах), поступая в ущерб их жизни, если это необходимо для жизни твоей и жизни таких людей, как ты.

Апологеты чувств стараются и тебя втоптать в приоритет чувств. Сволочь мама ясно чувствовала, что я не согласен с её обвинениями "должен", не согласен с её "умственными обоснованиями" что всегда есть возможность поступить "правильно" (как она хочет). И это страшно бесило её. Даже не моя "виновность", а иная - чем у неё - организация моей души.

Самозащита разума воспринимается апологетом чувств как вызов, заслуживающий уничтожения. "Правильное" поведение - чтобы подстроиться под сволочь маму - было бы такое: "Я тоже огорчен, что так случилось", или "Ну ты же не должна сердиться, у меня было много хороших чувств", "Ты же не должна сердиться, потому что ты добрая" и т.п.

Апологет чувств воспринимает чувства как аргумент, но не воспринимает в качестве аргумента разум в его чистом (не обслуживающем чувства) виде. Подобным "гуманизмом" и призывом понять чувства, а не объективные обстоятельства (вред для общества, условия совершения деяний, предшествующие деяниям обстоятельства, способность человека воспринимать интересы общества на приемлемом уровне и т.д.) переполнены рассуждения правозащитников и иных апологетов чувств.

Для разума характерна "спираль понимания" (см. раздел V "Предпосылки перехода от укладности к плановости" главы 1.6 "Доводы разума - демиург общества будущего?"), когда за истину берется то, что доказано на базе имеющихся истин. Для чувства характерно игнорирование доводов разума, стремление поставить разум на службу чувству.

Конечно, бывают факты, недоказуемые на базе имеющихся истин и даже идущие с ними вразрез. Тогда эти факты сами становятся истинами. И ведь в моем случае факты подтверждали мою истину - у меня нарастала апатия, я терял гордость и интерес к учебе, хотя я совсем не хотел, чтобы сволочь мама получала дополнительные возможности для издевательства, хотя я хотел хоть в школе сохранить какой-то свой уровень - но уже не мог.

При этом я не мог высказывать свою мысль - что она меня разрушает - сволочи маме. Она просто "выбила" бы эти мысли у меня из головы. У меня не было тогда убедительных доказательств своей правоты, которые могли бы противостоять - внутри меня - внешнему моральному давлению. И после моей публичной попытки утвердить свои мысли я не только не добился бы своего, но и потерял бы даже эти правильные мысли внутри себя. Сволочь мама ещё сильнее втоптала меня в деградацию, и я уже не имел бы шансов даже в будущем начать восстановление.

Поэтому я вынужден был видеть, как я разрушаюсь и молчать, "играть" в огромной степени по её правилам. Взрослый имеет возможность растоптать почти любую мысль у мыслящего ребенка, потому что мыслящий ребенок открыт для аргументов и по этим открытым каналам взрослый может послать сокрушающий поток информационного давления. Но для такого уничтожения взрослый должен знать, какую мысль следует уничтожить. А сволочь мама не знала. Она чувствовала, что во мне что-то есть, но уничтожить меня всего - физически или, сделав явным инвалидом - она не могла, потому что за такие дела её всё же посадили бы.

Так что, я видел, что деградирую относительно сверстников, но ничего поделать не мог - обстоятельства были сильнее меня. Чтобы быть способным на бунт в условиях непонимания, необходимо руководствоваться не мыслями, надо быть человеком (ребенком в данном случае), склонным к "дубизму". Но "дуб" и не смог бы понять в итоге то, что понимаю я, сволочь мама как раз и добивалась, чтобы я стал "дубом". А использовать свою способность к мышлению человек может только в подходящих условиях. И свой "бунт" я осуществляю сейчас - когда важные для себя знания я в значительной степени формализовал, когда мои ниточки жизни окрепли, когда я в большей степени защищен законом, когда я могу действовать с позиции разума.

Мои сверстники уже в детстве знали, чего они хотят, потому что имели возможность жить своей жизнью, испытывать свои сильные и слабые стороны, следовать своим желаниям и проверять силу желаний и свои способности в достижении каких-то целей. Они знали, как отдыхать и имели такую возможность. Они знали, как взаимодействовать с окружающими к взаимной выгоде и защищать свои интересы. Я же становился всё менее и менее состоятельным в своей способности жить. Требования жизни с возрастом нарастали, необходимо было всё больших умения, всё невыносимей становились усилия, которыми я был вынужден компенсировать своё незнание жизни и себя самого.

В какой-то момент даже тайная ниточка жизни во мне практически умерла, ближе к концу школы я перестал понимать, зачем мне жить дальше. Проявлялось же это в апатии, нежелании (невозможности!) развиваться дальше. И соблазны, и угрозы уже практически не волновали меня, а обычно они лишь сильнее погружали меня в умственную апатию. Способность к мышлению во мне умирала. Сволочь мама ненавидела мою личность, которая умирала, да и на факты ей было плевать. Главным для неё была садистская ненасытность её чувств, их главенство над разумом.

Я не мог - хотя и пытался - полностью замаскироваться под апологета чувств. Внутренняя организация души не может не проявляться во внешнем поведении. Я не мог, например, удержаться от того, чтобы иногда не спорить со сволочью мамой, хотя знал, что за это я опять получу удары по своей голове, и опять она заставит меня - под угрозой новых ударов и моральных издевательств (матерные оскорбления, унижения и т.п.) - встать на колени.

Она хотела чтобы я - со своим умом, со своим приоритетом разума, служил ей, этой скотине с её приоритетом чувств. Она не просто убивала меня - мою личность - но и стремилась к тому, чтобы на моем месте возникнул античеловек, подобный ей монстр, упивающийся своими (а лучше - её) скотскими чувствами в ущерб разуму.

Разумеется, в условиях главенства чувств (в квазистационарном обществе, например) тоже происходит изменение ценностей. И какие-то деяния, разрешенные или отсутствовавшие ранее, признаются на новом этапе преступлениями, а какие-то деяния, признаваемые ранее преступлениями, перестают таковыми считаться. Но в квазистационарном обществе идет в основном "бодание чувств", а не логические доводы. Решающее значение имеет давление (на чувства) - в том числе на уровне слов.

Запад использует это тупое давление, например, при обсуждении трагедии Беслана. И, при условии главенства чувств, этому давлению очень трудно противостоять. Если же во главе стоит разум, то очевидно повторение одних и тех же неаргументированных заклинаний и даже прямой лжи. Но сейчас в России к власти пришли апологеты чувств. А почему так произошло - будет разобрано в разделе III "Причины появления поколения без опор" главы 2.6 "Руководствоваться разумом, а не чувствами".

Человечество меняется, и эти перемены не идут по монотонной нарастающей. Нередко случаются и трагические отступления. Я разбирал уже вопрос о конфликте между плановостью и укладностью на макроуровне (политическом, экономическом) в главах 1.6 "Доводы разума - демиург общества будущего?" и 1.7 "Каким будет общество будущего?". В текущей главе и главах 2.6 "Руководствоваться разумом, а не чувствами" и 2.7 "Ослабевший разум и садизм в позднем СССР" разбирается конфликт между прошлым и будущим на "микроуровне" - на уровне самого человека и отношений между людьми.

Но прежде, чем рассматривать дальше конфликт между прошлым и будущим на "микроуровне", мы вернемся на время к обсуждению вопросов логики. Такой возврат к логике необходим, чтобы увидеть принципиальные изменения современного общества по сравнению с прошлым. А после этого мы уже займемся "микроуровнем" и убедимся в назревшей необходимости перехода от главенства чувств к главенству разума.

>>


Hosted by uCoz